Я – недоучка всех на свете школ,
я – исключенец за чужие шкоды,
но я к тебе, Беслан, сейчас пришел
учиться у развалин твоей школы.
Беслан, я знаю — я плохой отец,
но неужели я и сам увижу
всех пятерых моих сынов конец,
под старость — в наказанье себе — выжив?
Я понял — я не в городе чужом,
нащупав сердце в перебоях боли,
неловко выцарапанное ножом
на задней обгорелой парте в школе.
Чего в России больше ты, поэт?
Да ты в сравненьи с гексогеном — мошка.
Нам всем сегодня оправданья нет
за то, что на земле такое можно.
Как все в Беслане вдруг слилось опять:
прошляпленность, нескладица и ужас,
безопытность безжертвенно спасать
и в то же время столько чьих-то мужеств.
И прошлое, смотря на нас, дрожит,
а будущее, целью став безвинно,
в кусты от настоящего бежит,
когда оно ему стреляет в спину.
Но полумесяц обнялся с крестом.
Меж обгорелых парт и по кусточкам,
как братья, бродят Магомет с Христом,
детишек собирая по кусочкам.
Многоименный Бог, всех обними!
Неужто похороним мы бесславно
со всерелигиозными детьми
самих себя на кладбище Беслана?
Когда шли эшелоны в Казахстан,
набиты влежку грудами чеченцев,
террор грядущий зарождался там
в околоплодной влаге у младенцев.
Там, в первой люльке, становясь все злей,
они сжимались, спрятаться так рады,
но чувствуя сквозь лона матерей
их бьющие по темечкам приклады.
И вовсе не молились на Москву,
их сунувшую в степь, где ровно, голо,
как будто бы с земли по колдовству
навеки стер шайтан былые горы.
Но и кривой кинжальный месяц там,
в прорехах крыш домишек их саманных,
напоминал им тайно про ислам
среди советских лозунгов обманных.
И Ельцина плебеистая спесь,
и хвастовство грачевского «блицкригства»
их подтолкнули к первым взрывам здесь, —
и было от войны уже не скрыться…
Шахидки носят взрывы на груди,
на талии и вместо бус на шее.
Всегда, чем больше трупов позади,
тем стоимость живых еще дешевле.
Но ничему не помогает месть.
Спаси, Многоименный Бог, от мести.
Пока еще живые дети есть,
давайте не забудем слова «вместе».
Из нас никто отдельно не герой,
но перед голой правдой все мы голы.
Я вместе с обгорелой детворой.
Я сам из них. Я из бесланской школы.
…Как изменились небеса в лице,
лишь танками в Беслане мгла взрычала,
и вздрогнула при мысли о конце
в той школе, в баскетбольном том кольце
подвешенная Сталиным взрывчатка.
_________________ Счастлив я - ноет старая рана
|